Сочинение «Какой мир открыл М.А. Шолохов во мне самом?»

Роман «Поднятая целина» М. Шолохова оставил незабываемый след в сердце читателя, напоминая о великих деяниях и трагических судьбах героев. Каждая страница наполнена мудростью, любовью и страстью к жизни. Автор открывает читателю мир неизведанных эмоций, заставляя пережить горе, радость и любовь вместе с персонажами. Книга становится живым отражением человеческой судьбы, проникнутой тонкими переживаниями и суровой реальностью. Эта книга не просто читается, её переживают, проникаются каждым словом и готовы вернуться к ней снова и снова, открывая новые смыслы и тайны искренности человеческого взаимодействия.

«Вот и отпели донские соловьи дорогим моему сердцу Давыдову и Нагульнову, отшептала им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная речка, бегущая откуда-то с верховьев Гремячего буерака… Вот и все!» Прочитана последняя страница, но эхом звучат эти строки…

Вот лежит передо мной книга, на суперобложке которой изображена колосящаяся пшеница, золотыми буквами на желтом написано «Поднятая целина», а поставить роман на полку не хочу. Да потому что не все!!! Еще долго герои, сцены, фразы и выражения будут жить в моем сердце. Книга живет в читателе или читатель в книге. Факт! Так происходит всегда, когда автор и его творение полюбилось, сроднилось с тобой, когда автор открыл тебе мир, доселе неизвестный.

М. Шолохов показал мне, как надо жить, любить, идти к цели, служить Родине и партии, как надо умирать… Не стыдясь слез, я плакал, читая 29 главу романа. Мне было жалко «любушку»- Давыдова, Макара Нагульнова, деда Щукаря.

Закончился день, исполненный больших и малых забот. Вечер. Давыдов отозвался на тихий стук в переплет оконной рамы. Вот он, Нагульнов. Явственно вижу его «чуть прищуренные глаза», «едва приметная усмешка» касается «твердых» губ. Эх, Макар!!! Остановиться бы, обмозговать план как следует… «На веселое дело идем, Сема», — говорил он Давыдову и все торопился, торопился… Сраженный, изуродованный осколками Нагульнов умер мгновенно. Смерть свою встретил «нараспашку». Давыдов же, «наискось навылет простреленный в четырех местах» тяжело расставался с жизнью, и все цеплялся, цеплялся… Так и упал, зажав в руке «шероховатую щепку, отколотую от дверной притолоки». Любил жизнь Давыдов! Факт! Жить хотел, планов было громадьё…»