Рассказ «Память»

«– Когда я пришла домой, Кольки не было, — тихо, с улыбкой произнесла Елена Викторовна, взглянув на затихнувшую ученицу медленным взглядом. – Он пришёл поздно, лег на печку и сразу уснул. Улыбался, будто ему пряников отсыпали… Саша сидела на краю парты и смотрела на учительницу затаив дыхание, пытаясь уловить каждое её слово.
– А потом? — не вытерпев паузу Елены, выдохнула девушка.
– А потом… Началась война…

•••

– Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев… Дальше Женя не слушала. Она выскочила из дома к полянке. Она знала, что её там ждут. На полянке стояли растерянные Коля и Лена, ошарашенно глядящие по сторонам.
– Ты слышала? — выдохнула девочка, обескураженно глядя на подругу.
– Слышала, — качнула головой Евгения, складывая руки на груди.
– Да не переживайте вы. Советская армия разметет этих сволочей, — махнул рукой Николай, хмыкнув. – От них мокрого места не останется.
– Житомир и Киев от нас где-то в пятистах километрах. На самолётах и глазом не моргнут, — медленно произнесла Женя, нервно накручивая хвостик косы на указательный палец.
– Не доберутся…

•••

– Колька с юности был самоуверенным. Ну через чур… Володька с Ленькой ушли на фронт. А, когда в июле немцы дошли до нашей деревни, Коля одним из первых хотел броситься на защиту, — голос Елены Викторовны отчаянно хрипнул, дал слабину. Слез не было, но глаза остекленели, остановившись в одной точке.
– Елена Викторовна, вы… Вы не плачьте. Если не хотите, не рассказывайте дальше, — замотала головой Александра, вскочив с парты. Она положила теплую ладонь на
похолодевшие, шершавые руки учительницы.
– Нет, всё в порядке… Их подвиг должен хоть кто-то знать, — мотнула головой Елена Викторовна, выдыхая. Из её гортани донёсся тихий хрип сжатого воздуха, скрытого крика и истерики. Но она держалась. – Было двадцать четвертое июля, как сейчас помню…»